Все агенты Института знают о том, что в советские времена он был государственной научно-исследовательской организацией, занимавшейся паранормальными исследованиями. Но в глубь его истории никто из них не всматривался, и почти никто не помнит, откуда взялся Институт. Только двое из тех, кто имел отношение к его зарождению, еще живы и могут что-то рассказать: это Евгений Вееда — Старый Волк, ветеран паранормального отдела ГРУ, которому только сущность оборотня позволила прожить достаточно долго, чтобы активно работать в наши дни, — и таинственный Хранитель. Но первый ничего не рассказывает, а второго не всякий и осмелится спросить, если вообще узнает. Большинство связывает создание Института с учрежденной в 1920 году Комиссией ВЧК по Ликантропии и Вурдалачеству.
Эту организацию пришлось создать после того, как революционеры РКП(б), придя к власти, с удивлением обнаружили, что большая часть того, что единственно верное марксистское мировоз¬зрение считало суевериями и бессмысленной отрыжкой старого мира, существует и представляет реальную угрозу. На совершенно секретном совещании высших чинов партии было решено: пока явления, которые неграмотный народ и идеалистически настроенная гнилая интеллигенция называют «магией», «колдовством» и «чудесами», не будут полностью объяснены с материалистической точки зрения и советский народ не будет готов воспринять эти сведения, они объявляются государственной тайной.

После этого и был создан Институт Прикладной Экзофизики. Точной даты его создания мы не знаем, она лежит где-то между 1924 и 1935 годами, но задачей вновь созданного исследовательского учреждения было объяснение «паранормальных» явлений с точки зрения передовой советской науки и применение их на благо СССР. Примерно тогда же и был создан Восьмой отдел ГРУ, а впоследствии и предтеча будущего Четырнадцатого отдела КГБ, именовавшийся Управлением прикладных исследований НКВД.

О последнем следует рассказать подробнее. В 1937 году органы НКВД узнали, что один из их высокопоставленных сотрудников, Глеб Бокий, возглавлявший отдел криптографии, оказался связан с тайными мистическими организациями, давно и успешно занимаясь герметической магией. Это событие удивительным образом совпало с решением Иосифа Сталина о создании в НКВД отдела, занимавшегося безопасностью государства от паранормальных угроз. Как раз в те годы на западе стремительно развивался оккультный до костей Третий Рейх со своим знаменитым «Аненербе». В 1937 году Бокий был арестован и допрошен, после чего выложил следователям много интересного об оккультных орденах и тайных организациях. Нарком внутренних дел Ежов принял решение очистить СССР от этой тайной сети, и в следующие несколько месяцев почти все крупные маги и оккультисты СССР были арестованы.
Очень многие из них отнюдь не симпатизировали Советской власти, был даже раскрыт направленный против нее оккультный заговор, а потому немногие арестованные пережили тот год. Но высшие чины НКВД задались вопросом: а что же делать с теми, кто раскаялся и изъявил желание сотрудничать с органами? Они приняли соломоново решение. На бумаге всех «раскаявшихся» расстреляли, но на самом деле почти все они были отправлены в особые лагеря или «шарашки», расположенные глубоко на Севере. «Расстреляли» на бумаге и Бокия. На самом деле ему вручили документы на новое имя, и именно он стал руководителем вновь созданного Управления прикладных исследований.

В северных лагерях маги, экстрасенсы, эзотерики и прочие «расстрелянные» продолжили свою работу, но уже на благо Родины, а некоторых — таких, как видный ученый и в то же время эзотерик Барченко или маг-герметист Белюстин, — освободили и перевели в Институт. А на горизонте уже разгоралось зарево будущей войны...

23 июня 1941 года диверсионные подразделения СС высадились близ одного из лагерей, где содержались «спецсотрудники». Благодаря мужеству солдат из охраны лагеря первую атаку нападавших удалось отбить, а на второй день на подмогу прибыл особый отряд ГРУ во главе с самим Евгением Веедой, капитаном 8-го (тогда еще Специального) отдела военной разведки. Во время войны помощь вновь созданных организаций оказалась неоценимой. Сотрудники Института тоже оказывали посильную помощь ведомствам и Вееды, и Бокия, и в то же время не прекращали собственную научно-исследовательскую деятельность. Эсэсовцы и вправду оказались связанными с опасными и враждебными человечеству силами, и верхушка Третьего Рейха, насквозь пропахшая мистикой самого скверного толка, от которой отвернулись даже откликнувшиеся было Северные боги, была готова на все ради мирового господства. Но фашистской гадине удалось вовремя переломить хребет, и угроза самому существованию мира миновала.

После войны Евгений Вееда ушел в отставку, научно-исследовательская работа Института развернулась вновь. А в последние годы войны состоялось и еще одно очень важное событие: с Институтом, Специальным отделом и Управлением прикладных исследований (которое стало называться 14 отделом МГБ, а впоследствии КГБ) вышли на связь аналогичные спецслужбы других крупных стран мира, и в 1945 году собравшиеся в западногерманском городке Неттерсгейме представители этих служб подписали секретный договор о создании международной системы секретности вокруг паранормальных явлений. На съезде представитель американского Тринадцатого департамента объявил, что по причине господства научно-позитивистского мировоззрения во всем мире раскрытие существования магии и экстра-сенсорики представляет угрозу безопасности не только насквозь материалистического СССР, но и прочих стран, а потому службам, занимающимся защитой тайны вокруг сверхъестественного, надлежит объединиться. Поскольку на горизонте уже маячила холодная война, страны оставили за собой право заниматься тайными экзофизическими исследованиями, в том числе и оборонного значения, но представители разных стран сошлись на том, что раскрывать тайну для населения нельзя как минимум до 2015 года. Так будет лучше для всех...

Однако прошли годы, и стали звучать иные голоса. Кое-кто утверждал, что Запад настоял на таком соглашении, чтобы скрыть паранормальные эксперименты, проводимые закрытыми структурами США и во многом позаимствованные у разгромленного «Аненербе». Поначалу им никто не верил, но из-за кордона стали просачиваться сведения. Бум веры в «летающие тарелки» и инопланетян явно был срежиссирован спецслужбами. Стали появляться люди, по таинственным причинам лишившиеся памяти, а контактеры с НЛО под гипнозом рассказывали о том, как все воспоминания о других планетах им внушали «люди в черном», причем можно было понять, что внушение проводилось в том числе и с помощью телепатии. Поползли слухи о психотронном оружии, созданном на основе разработок Третьего Рейха. Пошли слухи и о самих «людях в черном». В основном, как понимали в Институте, это были обычные сотрудники Тринадцатого департамента, правда занимались они порой не очень благовидными вещами — убивали ученых, исследовавших паранормальные феномены самостоятельно, похищали свидетелей. Но потом пошли отрывочные сведения и о других «людях в черном», похожих на них, но обладающих намного большей властью, намного большими возможностями и паранормальными способностями... а порой не слишком-то похожих на людей.

В СССР же все шло своим чередом, под чистым, мирным небом и пока еще ясным солнцем. Институт сделал множество открытий в экзофи-зике, которая наконец оформилась в полноценную естественную науку, объяснявшую все явления, казавшиеся прежде сверхъестественными, и почти не отменявшую законов физики — по крайней мере, не больше, чем теория относительности. Исследования дошли даже до того, что техномаги Института научились создавать карманы в про-странстве и мгновенно перемещать материю. В этих пространственных карманах размещались все научные лаборатории, все многочисленные производственные помещения, хранилища и архивы ИПЭ, который внешне занимал всего одно небольшое здание в закрытом городе Китеже. Все 1970-е годы Институт существовал безмятежно, а потом началось самое интересное.

Исследования, проведенные в середине 1980-х годов, дали результат, потрясший весь Институт: постоянные величины, регулировавшие поведение тонкого мира и его взаимодействие с миром физическим и прежде считавшиеся незыблемыми, медленно поползли вверх... Это означало, что наш мир, прежде не особо богатый на паранормальные проявления, начал выдавать на-гора все больше и больше сюрпризов с каждым годом. То, что раньше считалось суевериями, все чаще проявляло себя, и таинственные силы возвращались в мир. Астрологи давно предсказывали смену эпох и наступление Эры Водолея, но прежде даже в Институте не особо доверяли астрологам. А, как выяснилось, зря! Первый удар по Институту был пока еще вполне мирским: распался СССР, и перестало существовать детище Глеба Бокия, Четырнадцатый отдел КГБ. Институт остался без вооруженной руки, но это прошло почти незамеченным, так как ученые были целиком поглощены феноменом изменения мира, получившим название «Волны». Ее масштабы росли не по дням, а по часам, и в Институте не успевали ставить все новые и новые эксперименты, которые грозили перевернуть представление о мире. Но в один прекрасный день все пошло насмарку.

23 мая 1992 года произошла катастрофа. Пространственные карманы, в которых находились почти все помещения Института, были уничтожены вместе со всем содержимым, а трехэтажный фасад в Китеже — разрушен взрывом до глубокой воронки. Уцелел только финансовый отдел Института, находившийся в отдельном здании, самом обыкновенном. И самый крупный из оставшихся функционеров Института, глава финансового отдела полковник Борис Иванов собрал экстренное заседание. Двое выживших ученых были слишком шокированычтобы пытаться объяснить произошедшее, но в итоге заседания пришли к выводу, что причиной катастрофы была та самая Волна. Изменение экзофизических характеристик мира привело к изменению некоторых констант экзофизики, что сделало пространственные конструкции Института нестабильными, и они разрушились (представьте себе последствия изменения в физическом мире значения числа «пи»). Однако прибывший на заседание Евгений Вееда заявил: он уверен в том, что катастрофа — не дело рук слепой стихии, а заранее продуманное нападение, и так думает не он один.

Борис Иванов был избран Исполняющим обязанности директора Института в связи с особым положением. Однако протокол на том заседании не велся, и впоследствии, при восстановлении его по памяти, должность эта мутировала в «Исполняющего Особые Обязанности». Так его называют и поныне.
После этого Борис Иванов объявил: «Государства, которое создало и поддерживало Институт все это время, больше не существует, и выживать нам придется самим. Для этого мы должны качественно изменить его, благо начинаем мы почти с нуля. У нас больше нет вооруженной поддержки, а потому Институт должен стать боевой организацией сам по себе. В законах этой новой, дикой России для нас нет места, поэтому нам придется стать тайной, конспиративной организацией. И залог нашего выживания я вижу в поиске и возвращении к нам бывших специалистов Четырнадцатого отдела. Но их мало. Поэтому нам можно и нужно вербовать агентов и из простых людей, так, чтобы Институт стал настоящей сетью, которая позволит нам и дальше защищать Россию от пагубных последствий Волны».

Так и случилось. На работу во вновь созданную организацию вернулись многие бывшие сотрудники Четырнадцатого отдела, и совместно с бухгалтерами из отдела Иванова они создали разветвленную сеть. Для финансирования Института была предпринята смелая операция — «золото партии», к которому уже тянулись алчные руки приватизаторов и мафиозных группировок, было ловко экспроприировано, и вырученные деньги были пущены в оборот на фондовых биржах. Решить кадровый вопрос помогло превращение Института в непотопляемую сетевую организацию. А в 1994 году был восстановлен контакт и с зарубежными коллегами по Неттерсгеймскому договору, которые признали Институт по-прежнему легитимным, несмотря на его подпольный статус.

На этот раз Институт выжил, а катастрофа закалила его, однако множество опаснейших дел, выпавших на его долю, убедило Бориса Иванова в том, что в одиночку Институт действует не так эффективно, как хотелось бы. Поэтому в 2003 году было принято решение о создании союза между Институтом и другими организациями, ведущими деятельность в паранормальной сфере и не замеченными в преступлениях: ЗАЩИТНИКОМ и Утопистами. Этот «тройственный союз», как его стали неофициально называть, имел только одну задачу: обеспечить взаимодействие и сотрудничество. Так, для сложных боевых заданий Институт часто обращался за помощью к Защитникам,с Утопистами обменивался ценной информацией и артефактами, и нередки стали случаи перехода людей из одной организации в другую. «Тройственный союз» стал равноправным: Институт хоть и почитался в нем первым среди равных, но права приказывать Защитникам или Утопистам не имел. Однако нужды в этом и не было. Организации Договора признали союз, возложив на ИПЭ всю ответственность за его союзников.

Но все же эти годы были только началом новой эпохи, уже вступившей в свои права. Волна ширилась и крепла, и все чаще предсказатели Института видели в будущем первые отблески и раскаты грядущих гроз...